Танго - это ностальгия, прошлое.
Прошлое в настоящем, прошлое в будущем.

Онофрио Пасенса

Местное кладбище не отличалось красотой надгробий. Городское похоронное бюро клепало памятники без изысков — на сером бетоне с мраморной крошкой имя, фамилия и годы жизни. Старые могилы не нарушали однообразие — их вычурные ограды и витиеватые надписи надежно скрывали высокая трава и вьюнок. Но могила Андреа была тщательно расчищена, а узкое черное надгробие с серебристыми узорами слегка накренилось.

Миссис Колфилд не солгала — могилу раскапывали: потревоженная земля легко ложилась на лопату, а на глубине пяти футов стал попадаться пепел. Дин еще немного поковырялся в яме и выпрыгнул:

— Сожгли. Вместе с гробом.

Сэм тяжело вздохнул. Он старушке поверил сразу и копал только потому, что спорить с Дином — все равно, что толкать товарный поезд в гору.

Захолустный городок на окраине штата за последнее время прославился внезапными смертями. Официальные власти не находили ничего подозрительного в том, что пьющие без меры местные жители мужского пола один за другим умирали от сердечных приступов. В расследовании отказали, несмотря на то что смерти случались с завидным постоянством — чуть ли не каждый год в один и тот же день на протяжении двадцати лет.

Местные жители не прекращали пить виски и умирать. Раз в год, ночью, один из таких пропитанных алкоголем будущих мертвецов уходил из дома, и наутро его тело с застывшей гримасой боли находили неподалеку от заброшенного ресторана. Кто-то из журналистов — любителей мрачных сенсаций — разузнал об этом и написал незатейливую статейку в блоге.

— Все началось лет двадцать назад. Этот мальчишка, Джорджи, ох уж и красавец был! Удрал из дому, как в воду канул на несколько лет. Родители с ума сходили, пока он не вернулся, — миссис Колфилд подливала вишневой колы в стаканы и подталкивала тарелку с пирогами поближе к Дину.

Дин не нуждался в таком подталкивании — ел за двоих, потому что Сэм только слегка отхлебывал колу и внимательно слушал.

— Он привез из Аргентины эту девушку — Андреа, — старушка закатила глаза. — Разбил сердце девчонкам, все серыми мышками казались рядом с ней. Когда она шла по улице — столбы на нее оглядывались. Высокая, смуглая, волосы как черная вода. Глазами жгла, губами воздух целовала — так про нее говорили. Собирала местных на милонги, учила танцевать танго. А сама танцевала так, словно умрет, если ее остановят. В ресторане выступала у Джорджи, любила этого шалопая, все знали — каждый день она ему танго посвящает.
Дин перестал жевать и удивленно покосился на Сэма — мол, что за любовный роман старушка пересказывает? Сэм почти смирился с тем, что Дин с набитым ртом выглядит далеко не так, как должен выглядеть офицер ФБР на расследовании, но это издевательское удивление едва не сподвигло влепить хорошую затрещину. Отвлекла миссис Колфилд — всхлипнула и громко высморкалась в огромный платок.

— Убили ее. Питер, Джон и… — старушка запамятовала имя и заменила его невнятным жестом. — Выпили лишнее и полезли к Андреа. Она в ресторане задержалась в тот день, а Джорджи домой отправился сам. Поймали и изнасиловали ее, а потом, ох, по затылку камнем. Я ее видела наутро — под головой на дороге лужа крови громадная растеклась. Все знали, кто такое сотворил и почему, но тогда ни анализа ДНК не делали, ни осмотра места преступления…

Дин чуть не подавился. Миссис Колфилд застеснялась:

— Я сериалы смотрю, молодой человек. Люблю про полицию. Мужчины в форме и при оружии — моя слабость.

Сэм низко наклонил голову, пряча смущение, — миссис Колфилд выглядела невиннее овечки на рисунке ребенка. С любовью к большим пушкам этот образ никак не увязывался. Дин что-то промычал с набитым ртом и шумно запил колой. Старушка, вернувшись из страны эротических грез, продолжила:

— Долго эти насильники не прожили. Умерли один за другим. Находили их возле того места у ресторана, где тело Андреа обнаружили. Инфаркты у всех. Я только на Питера пошла посмотреть, больше не ходила — страшно. Лицо синее, перекошенное, грудь себе пытался разодрать — больно, видимо, было или задыхался. Но после тех троих смерти не закончились — Андреа не успокоилась. Повадилась каждый год по мужику забирать за то, что ее шлюхой называли. Сплетничали до ее гибели вовсю, что можно к ней после танца подойти и договориться.

Дин на автомате кивнул головой, соглашаясь, — можно, чего уж, сколько раз сам подходил и… Сэм взглядом осадил его, и Дин тут же принял благонравный вид и продемонстрировал, что слушает очень внимательно.

— Она сама выбирала мужчин. Джорджи хороший мальчик, но слабый он. А Андреа любила сильных, — в голосе миссис Колфилд прозвучало понимание — глубокое, женское, преобразившее ее лицо до неузнаваемости. Тщедушное тельце в огромном старом кресле вздрогнуло, выпрямилось, и на мгновение перед Сэмом показалась Андреа — шлюха-тангера с мечтой о сильном мужчине рядом. Темный жгучий взгляд, сверкнувший из-под морщинистых век, наэлектризовал пространство, плечи расправились, колени раздвинулись, и левая нога заскользила с шорохом по натертому воском паркету.

Дин только поднял бровь и едва заметно, уголком рта ухмыльнулся — я же говорил, знаю таких. Но Сэм видел — Дин очарован. Пирог забыт, руки ладонями вверх — безмолвное приглашение и явное, чувственное «хочу». Сэм зло дернул Дина за рукав, напоминая о деле. Дин повернулся к нему и улыбнулся уже открыто — какова штучка, а? Сэм с грохотом поставил стакан на стол.

Миссис Колфилд моргнула, ее руки взлетели, сомкнулись в молитвенном жесте, но тут же бессильно упали на потертые подлокотники. Старушка поникла, ссутулилась, закутываясь плотнее в теплую шаль с длинными кисточками.

— В ресторане и окна били, один вены из-за нее резал, второй за ней на коленях полз до самого дома. А она туфелькой топнет и к другому летит, падает на грудь. Стоило только мужчине слабину показать — бросала, не жалея. Вот и подумали, что это она убивает. Не успокоилась после смерти, с ее-то характером. Недавно внук мой нашел в интернете, что призрак можно упокоить, если посолить его останки и сжечь.

Им даже не пришлось переглядываться, чтобы понять, на каком сайте талантливый внучок откопал эту информацию.

— Так и сделали. Да не помогло, после этого, в годовщину смерти Андреа, пастор наш умер от инфаркта, опять на том самом месте. Хороший человек был, хоть и выпивал иногда…

Уходя, Дин с благодарностью поцеловал руку миссис Колфилд, удерживая под мышкой сверток с пирогами. Сэм вежливо попрощался и пообещал, что они разберутся. Старушка расцвела от проявленного внимания — она явно неровно дышала к представителям полиции, ФБР и прочих ведомств.

***

Два дня они искали любую зацепку, но, увы, — останков нет, незавершенного дела нет, обидчики давно уже в могиле. Джорджи и тот преставился — спился и въехал на автомобиле в собственный дом.

— Да какого рожна ей надо! — Дин потерял терпение и отшвырнул в сторону очередной фолиант с описанием потусторонней хрени. Сэм пожал плечами:

— У нас есть один выход. Спросить ее саму.

— Чего?! Сэм, ты, часом, не того? — Дин сначала вспылил, но сразу же успокоился. — Знаешь, братишка, бронежилетов от нечисти еще не придумали, а эта сучка до сердца сквозь грудину добирается, судя по всему.

— «Тангера Андреа Коллинос убита сегодня ночью», — Сэм процитировал заголовок статьи и развернул к Дину ноутбук. С отсканированного газетного листа смотрела Андреа. «Губами воздух целует…» — с этим Сэм был согласен. Красивая. Но сучка. И шлюха. И убийца.

Дин склонил голову набок, оценил декольте на мутном снимке и согласился:

— Давай попробуем. Если что — палим в нее солью, и руки в ноги.

***

Летняя полночь принесла свежесть, охладила воздух светом луны. Дневной шум испарился вместе с духотой, оставив странный, не подходящий для охоты, покой. Впрочем, постоянством неупокоенные души не отличались, и в любую секунду мнимый покой мог развеяться. Этой ночью кто-то из мужчин, еще не сбежавших из проклятого городка, возможно, уже вышел из дому, подчиняясь необъяснимому зову, и скоро умрет.

Сэм пытался беспокоиться, но никак не получалось. Дин и не пытался — работа есть работа, чего лишний раз дергаться. Он деловито осмотрел ресторан снаружи и поднялся по ступенькам к двери. Сэм вскинул к плечу обрез с солью и прицелился, готовый стрелять на любой шорох или свет.

Дверь с тихим скрипом отворилась. Внутри было пусто и пыльно. Высокие, почти от пола до потолка, окна, несмотря на многолетнюю грязь, впускали в заброшенное помещение достаточно света.

По залу так и остались стоять разбросанные белыми островками стулья и столы в чехлах. На полках за барной стойкой пылились несколько бутылок и стаканов, под ногами хрустели разбитый фарфор и стекло. Дин посмотрел на хронометр на запястье и прошептал:

— Полночь.

Его шепот словно запустил неведомый механизм. Полосы лунного света начали убегать к окнам, ускользать на улицу, и зал затопило теплое мерцание сотен невидимых свечей.

Андреа появилась на сцене не как привидение. Спокойно, без спецэффектов, она вышла из-за кулис походкой танцовщицы, вытягивая носок. Каблуки ее туфель простучали мерно и затихли в центре сцены.

Сэм тут же взял на мушку изящную фигурку танцовщицы, но Андреа не шевелилась. Она, чуть склонив голову, вслушивалась в золотистые переливы призрачных огней. И внезапно Сэм тоже услышал — тихо, на грани человеческого слуха — пронзительное вступление. Меха бандонеона вдохнули-выдохнули печаль и тоску, чуть хрипнули, готовясь к долгому пению, и застонали, как стонет женщина от обиды, пытаясь выкрикнуть: «За что?»

Андреа сделала несколько широких, решительных шагов-вызовов к краю. Она не походила на сумасшедший, озверевший от долгого желания покоя призрак. Уверенная в себе женщина, красивая дикарской, неместной красотой, гордо вскинула подбородок — возьми меня, если сможешь, я хочу, чтобы меня взяли, но хватит ли сил, парень? Фонарь над сценой безжалостно высвечивал ее платье, порванное и испачканное кровью и спермой, чулки в дырах и дорожках распустившихся петель, запястья, изуродованные браслетами синяков, и искусанные сжатые губы. Царапины на ее лице еще кровоточили, глаза блестели сухо, отчаянно. Спутанные длинные волосы разлились штормящей густой волной, скрыв рану на затылке, когда Андреа, резко отставив ногу, замерла в позиции и повернулась в профиль.

Сэм прекрасно видел спину Дина, заметил, как тот напрягся и подался вперед. Он хотел уже было окликнуть Дина, испугавшись, что Андреа зачаровала его, но Дин оглянулся и осознанно, без одурманенной отрешенности, произнес:

— Я знаю, чего она хочет.

Мягкой кошачьей походкой он приблизился к сцене, запрыгнул на нее и встал рядом с Андреа. Музыка зазвучала еще слышнее. Мощное крещендо вздрогнуло и взметнуло в воздух пыльные чехлы. Андреа повернулась к Дину, замахнулась, чтобы ударить по щеке, но он перехватил ее руку. Хрупкое запястье впечаталось в широкую ладонь.

Танец начался.

Дин не умел танцевать танго. Он не знал ни единого движения и все же танцевал — обнял своенравную тангеру, позволил себе заполучить гибкое, округлое тело.

Сэм знал, как Дин умеет вести. Как кладет руку на бедро, притягивая ближе, подхватывает и забрасывает ногу себе на талию, заставляя вжаться в пах, принять его глубоко и покорно. Как ритмично подводит к краю, разворачивает, обхватывает горло и ждет, когда под его напором задрожат, запросят мнимой пощады. И тогда он позволит на мгновение поверить в свою уступчивость, примет ярость, насладится ею, а после закружит, изогнет, толкнет за край и всегда, неизменно, вечно поймает.

Андреа вилась вокруг него как пламя, вырывалась из объятий и снова возвращалась, приникая к широкой теплой груди. Дин не жалел ее — ловил и подчинял себе. В расстегнутой рубашке он выглядел как один их тех парней, которые дрались в латинских кварталах Буэнос-Айреса за право обладать доступным телом, один из тех, кто не гнушался грязных шлюх, один из тех, кто избивал сутенеров и брал свое. Силой.

Глядя на танцующего Дина, Сэм чувствовал, как дикий животный голод жрет внутренности, разрывая сосуды и спуская кровь в пах. Он сам хотел быть шлюхой. Для Дина.

В яростных шагах аргентинского танго он видел себя — на грязной улочке рядом с подружкой, такой же проституткой, как и он сам. Девчонка поделилась с ним украденной с лотка помадой, и их губы пахли одинаково — дешевым клубничным ароматом и спермой последних клиентов.

Дин пришел сюда без денег. Он чисто выбрит, его туфли сверкают, рубашка в свете уличного фонаря режет глаза белизной. Но денег у него нет, есть только страсть.

Сэм его хочет. Даром. Для себя. И смеется, когда Дин после коротких переговоров бьет его сутенера — скользкого ублюдка, который трахается так же, как сейчас сопротивляется мощным ударам — вяло лупит по воздуху, хлюпает носом и жалко стонет, падая на землю.

Сэм подходит сам — высокий на высоченных каблуках, в чулках, которые порвал, отсасывая на булыжной мостовой пьяному докеру, и смотрит снизу вверх — возьмешь?

Дин берет — смеется, стряхивая с костяшек чужую кровь, хлопает его по бедру в непристойно короткой юбке и оттопыривает локоть — пошли, детка, не тормози, у меня уже стоит.

В мотеле Дин толкает его на кровать, задирает юбку и, расстегнув брюки, грубо вставляет член — и замирает. Ему хорошо — не тесно, жарко, удобно. Сначала Дин скользит лениво — членом внутри, грудью по его ногам, заброшенным на плечи, а потом, истомив обоих, срывается и трахает изо всех сил. Его рука комкает накладную грудь Сэма, и пропотевшая вата трет соски больно и сладко.

Дин кончает, не падая кулем сверху, наоборот — подхватывает под ягодицы, надевает на себя плотно и шепчет:

— Сожми меня, детка.

Сэм слушается. Он хочет стать еще покорнее, чем Андреа, показать Дину, как он может, неудовлетворенный, заполненный спермой, ждать часами прикосновения сильной руки к его члену, позволить Дину иметь его рот, его задницу, не разрешать кончать, потому что шлюхам не положено…

Девушка на сцене отдавалась Дину так, как видел Сэм в потаенных мечтах. Бандонеон стонал в такт их слиянию. В паху тянуло густо и больно. Руки дрожали, но Сэм так и не опустил дробовик.

Дин и Андреа танцевали танго под прицелом.

Коррида.

Шаг, шаг, сплетение вытянутых рук. Звон разбитого бокала.

Война между быком и матадором, между женщиной и мужчиной. Быстрые шаги, как выстрелы, гиро — поворот, и щека прильнула к щеке. Мелодия всколыхнула пространство в последний раз, и Дин удержал Андреа над самым полом, а она выгнулась в его руках, рассыпав черную волну волос на его колено, и сдалась.

Медленно подняв ее и поставив на ноги, Дин нежно погладил царапину на щеке. Андреа в ответ поцеловала кончики своих пальцев и коснулась губ Дина. И в то же мгновение невидимые свечи погасли, лунный свет собрался в единый поток, упал на нее, обнимая так крепко, как не обнимал ни один мужчина в ее жизни, и унес ласково вверх.

Дин спрыгнул со сцены, его лицо казалось маской, но глаза блестели — шало, удовлетворенно.

— Она хотела еще раз станцевать танго.

Сэм догадался и сам. И он все еще ревновал — ладонь зудела, ждала хлесткого соприкосновения с лицом, и Сэм знал — он попытается. Иначе ревность сожрет его. Он найдет в себе силы обвиться так, что Дин не сможет отпустить его наверх облаком света.

И еще одно Сэм знал точно. Когда он встанет перед Дином в платье, испачканном спермой, и спущенных чулках и замахнется ладонью — Дин перехватит его руку и начнется танец.